"Мы помним ..."

    

    Из книги «Мемуары Жукович Е.А.», с. 1 – 3:

 

ГРИБЫ.

 

            Грибы - настоящие грузди, настоящие рыжики - эта пища - деликатес. Моя бабушка, Василиса Варсионовна, любила их заготавливать. Работы ей и по дому и на поле хватало. Но всё равно она выделяла время для сбора ягод: голубицы, брусники, черёмухи для черёмуховой муки, да и небольшую кадочку заливала смородины и  клубники. Из последних, она варила варенье, а первые засыпала сахаром.  Но, а уж грибочки всегда у неё были. Хоть и не грибной год, а моя бабушка всегда их насобирает на зиму. Уезжала на коне, брала меня, иногда и  маму. Уезжала рано-ранёшенько. Не доспит. Так зато все  молодые и свежие  грибки были её. Посалены всегда были подобранны по размеру. Мелкие отдельно, отдельно средние и крупные. Так же мариновало. Это были  времена с двадцатые по тридцатые  год. Я ещё школьницей была,  уже писала об этом, что  трудовую деятельность в домашнем хозяйстве начала с семи лет. Мне хочется написать о сборе грибов в военное время с 1941 по 1945. Особенно я люблю рассказывать о сорок четвёртом. Это уже прошло  три года войны, этот год был предпоследний. Народ измучился от тяжёлого труда, от недоедания, от страдания о своих близких, находившихся на фронте. Я была в этот год  такая худая только кости да кожа. Кроме основной работы мне дома с мамой и младшим братишкой Шурой, пришлось весной около 1/2 га перекопать земли для посадки картофеля. Но вот настала грибная и ягодная пора. Люди стали по ягоды ходить. Я попросила маму со старухами поговорить, с молоденькими я не смогу. Мама поговорила с соседкой старушкой. Она сказала, с кем ходит и где собираются, что бы встретиться и пойти. Мы с братишкой собрались с вечера, корзины взяли ведёрные, хотя бессильные. Оказалась моя крёстная в этой компании. Их было три старушки да мы с Шуриком. Идти было семь  километров  до Услона (деревенька) и там 1-2 км. Ягоды уже были братые, но мы по 1/2 корзины с ним насобирали. Во время сбора ягод вижу, что старухи что-то едят. Я спросила крёстную, она сказала мышиный горох. Я им говорю, так ведь им можно отравиться. Они все в голос: "Да. Мы уже три дня им питаемся, и домой набираем. Ну и мы с Шуриком стали есть досыта и домой полные карманы  набирали. Уже были брезентовые куртки и плащи и в них карманов по 5-6 (и снаружи и внутри). Мама  тоже испугалась, как мы домой принесли. Мы были сыты им и лесным воздухом надышались, и совсем не устали. Молодость своё брала. Мне было в 44 году ровно 30 лет, Шурику 13. Мы ещё с ним захотели сходить на ближнюю, подкопать свежую картошку до неё идти два  километра  и столько же обратно. Сходили и ничего не устали, подкопали для ужина картошки, нарвали свёклы, репы, турнепса, всё это было у нас посажено.

            Когда мы шли из леса присмотрели близко от дороги березняк, он и с полями граничил, хорошо  смотрелась деревня Услон. Мы шли и запоминали, где как идти. На завтра решили идти одни, то есть вдвоём. Я и Шурик в этот березняк. Он намного ближе, а народ, как мы заметили, бежит всё дальше в лес. Слышим далеко в лесу голоса "Ау", а в этом березняке ни души. Мы сюда не за ягодами ходили, а за грибами.  В первый день нам попадали молодые грузди. И мы  корзину набрали молодых. Жаль было расставаться и с такими, как трубчатые грибы (маслята, подосиновики, подберёзовики, обабки, боровики). Шура снял рубаху, а я платок связала, получилось что-то вроде рюкзака. Правда мы в те годы вообще не знали  о такой вещи, как рюкзак и о его названии не слышали, а мешок подобно его делали. Назавтра мы опять взяли по корзине, только я взяла 2-х ведёрную корзину, мешок  и в него поставила ведёрную корзину и за спину сделала мешок. Полные корзины мы набирали груздей без единого червячка и в 3-ю корзину в мешке, которая специально брали грибы, которые жарить. Дело у нас пошло хорошо, мы ходили с ним каждый день, выходили в шесть  часов утра, шли одни так рано. Мамам  купила нам на рынке хлебную карточку 600 гр. (некоторые продавали) тут и наша корова белка нам помогла. 6 августа отелилась.  Сначала, мы молозиво ели, брали с собой, а потом мамам по 1\2 бутылки молока стала наливать.  Ели мы досыта, стали поправляться, силы у нас хорошо прибавлялись, и природа нам на встречу шла, грибы к нашему приходу свежие вырастали красивые махровые груздочки, но даже и рыжики попадались,  а грузди грядами росли. Хотите - верьте, хотите - нет, но это было так, в гряде даже по 80 штук было. Тут ничего удивительного не было. Мы две недели подряд ходили одни,  место грибное, а ни одной души кроме нас. Для двоих то и наросло. Мы старых не брали, переросших на брали, нам хватало молоденьких. Мама только кое- как успевала солить. Мы каждый день ели суп грибной, заправленный молоком. На второе грибы жареные и одни и с картошкой и хоть немножко, но  сметаной заправленные. И подсушила мама и опята, и обабки и другие трубчатые грибы. А груздей насолила две кадки. Мы и ели и солёные и досаливали. Но на зиму у нас полные две кадки, были полные. Мы с Шуриком семью свою очень хорошо поддержали. Этим промыслом и сами поправились. Продавать мы ни одного гриба не продавали. А грибов,  каких только ни наросло всякие, всякие.  Но брали мы только те, которые издавна у нас в пищу употреблялись, а уже после, как стали печатать брошюры с цветными рисунками грибов мы узнали, что из них многие были съедобные, но мы их всё равно бы брать не стали, так как нам этих вдоволь наросло. Я люблю об этом рассказывать. Хоть сколько раз могу об этом вспоминать и рассказывать. Какое мы тогда удовольствие получили. После войны мы с Шуриком только уже с моим сыном и с соседкой она тоже с таким же своим сыном, им было лет по десять, ходили по грибы и по дороге завернули в молоденький лесочек – сосняк, молодой сосняк, который был усыпан подряд рыжиками. Рыжики сверху выглядели ярко рыжие, молодые и красивые, величиной с белое блюдечко, главное все как один – одной величиной. Сорвёшь один и другой ярко рыжий снизу, а разломишь все до одного червивые. Вырезать нечего. Мы там две семьи, то есть, четверо нас было, срезали их  не менее, чем по сотни и не одного съедобного не было. Ни одного, нарочно, ни мне, ни моей соседки не попалось. Вот где большое огорчение было, какая досада была. Как жалко было, что столько пропало добра. В последующие годы мы с ней несколько раз заходили в этот лесочек и никогда больше не встречали рыжиков и других грибов. А лесочек был из одних молоденьких сосёнок, такой островок между двух дорог метров 20-30 в длину и метров 10 в ширину. Если я об этом рассказываю, то с большим сожалением...».

          

  Из книги «Мемуары Жукович Е.А.», с. 71 – 74:

 

В войну  на  Глинках.

 

            Это незабываемое доброе дело было сделано нами в Отечественную войну (1941-1945). Уже шёл последний год войны.  Учащиеся от пятых и все старше классы направили на уборку картофеля. Наша школа была семилетняя, т.е. не полная средняя школа. Все учителя со своими классами были направлены в разные колхозы. Нам с Ираидой Ильиничной Потаповой дали колхоз «Глинки», шестнадцать километров от города. Классы у нас шестые.  Наподмогу нам директор Н.В.З. дала молодого военрука, не имеющего пед.  образования и практики работать с учащимися. Классы у нас были по сорок человек. Директор нам рекомендовала девочек оставить себе, а мальчиков с двух классов отдать военруку. Так мы  и сделали. Да оно, конечно, так было бы и хорошо по -хорошемуто. Прибыли мы в колхоз, представились председателю колхоза. Он нас принял очень хорошо, сам оказался человеком очень хорошим, справедливым, внимательным. Спросил нас, как мы планируем утром начинать работу и как закончить. Мы ответили, как работали у себя дома, выходить пораньше утром, возвращаться попозже вечером, то есть до заката солнца. Сказал: «Ясно». Посоветовал разделить ребят на бригады. У каждой бригады  бригадир колхоза будет приходить вечером замерять. Будем вести учёт точный и ежедневно.  Учётчица у нас девушка хорошая, честно относится к людям.  Я сам буду принимать (проверять её учёт). Каждый учащийся за свою норму будет получать 400 грамм хлеба. Но у вас ребята не неженки, наверное, смогут хорошо работать. У нас осталось 13 га. Это на Вашу долю осталось. Утром нам варили картошку чищенную, и похлёбку с клёцками и заправленную молоком. В обед мы нам жарили картошку и не все, а только дежурный к обеду готовил и хлеб, и молоко.  Хотя поле было очень близко от деревни, но мы решили не ходить, боялись много времени потерять. Картошку нам разрешили печь. Много зря не пекли. Из расчёта кто, сколько съест, что бы зря не расходовать.  На обед время тратили минут 30-40. Начинает вечером солнце садиться, мы начинаем закрывать картофельные кучи. Торопимся это делать, заканчиваем, как раз к закату солнца. Приходим в столовую суп мясной уже готов, заправлен тоже мучными клёцками, это очень важно, что хлебные. Нам было дано здание, чисто  побелено, полы чисто выскоблены.  Постель чистая солома, мешки  у нас (по одному) свои чистые были, набили соломой и под голову, одевались своими фуфайками,  спали на полу. Ни кто к нам из посторонних не заходил, не мешал. Девочки с нами, а мальчики с военруком в помещении около конторы. Беседы мы с ними проводили ежедневно (очень осторожно это делали, но всем понятно было.) Как работали  и как зарабатывали девочки и мальчики. Девочки сразу начали работать очень хорошо. Мальчики работали кое-как. Находились из них, которые не верили, что говорил председатель, поэтому говорили, что всё равно больше, чем 400 граммов не дадут. Рассчитывали нас ежедневно печёным хлебом. Когда мы с девочками приходили, например, в первый день, на каждую в отдельности взвешивали хлеб и давали бесплатно (как за работу), все они в первый день выработали по 900 гр., а мальчики и нормы не выработали по 400 гр. Зависть взяла их. Но работали всё также лениво. Девочки свои темпы улучшили, причём ежедневно входили в свою  роль, привыкали, втягивались в работу. Мы со своей стороны не стояли в стороне, не соединялись для разговоров, как ещё в народе говорят: «Лясы точить», а каждая была около своих девочек и помогали им, одной поможем подкопать, потом другой.  Дети видели, что мы тоже включены вместе с ними в одно дело.  Наши девочки стали получать по 1 кг 100 гр. и по 1кг 200 гр. И так они до конца усердно трудились, что бы выработать на 1кг 200 гр. Неделю проработали ребята, видят, что дело плохо у них, стали проситься к нам: «Возьмите нас в свою бригаду мы тоже будем стараться хорошо работать, то наш военрук сядет на пень и сидит нас не подгоняет. Военрук молодой был, больной, контуженый. Мы с Ирой поговорили и решили принять их в отдельную  бригаду мальчиков, что бы сами заработали своим трудом, а не за счёт девочек будут получать. Мы им так и объяснили, что девочки, как работали, так и будут работать в своих группах. А если вы хотите хлеба досыта поесть, пока Вам такая возможность выпала, так постарайтесь сами поработать! Мы девочек не понукаем и не подгоняем, они сами всё поняли и стараются из всех сил заработать больше, причём без потери картошки, по-честному.  Мы проверяли, и ещё нас будут проверять. Мы говорим им, в своё общежитие мы вас не возьмём, оставайтесь там, где  вы живёте. Что бы, не было с вашей стороны не спичек, ни папирос, следить будем, выявим-выгоним! И после ужина не шататься, а двери на крючок и спать. Нам скажут о вас. Военрука освободили, сказали, что мы с ними справимся, а Вы лучше там работайте. Дело пошло и у ребят лучше. Но девочки лучше, проворнее работали, и получали всё такую норму хлеба 1 кг 200 гр. А мальчики только втягивались в работу, старались, но оказались в работе не такими быстрыми (проворными по старинному говору), поэтому кое-как к концу недели дотягивали до 900 гр.  И до одного килограмма. Мы начали копать со второго октября, а закончили 15 октября. В сентябре погода стояла сырая, а октябрь чудесный солнечный без ветра, природа, как специально нам назначила такие условия для работы. В плохую погоду мы бы, наверное, и половины не сделали, а тут точь-в-точь уложились, а шестнадцатого выпал снег и похолодало. У нас обувь была очень плохая, а за две недели мы её сильно потрепали, да пока до дому шестнадцать километров шли, пришлось от головных платков   или искать верёвочки и подошвы привязывать к ногам. Шестнадцатого утром нам выдали хлеб и утром ещё и накормили. Так как вечером идти председатель отсоветовал. Ночь тёмная вдруг парома не будет, что Вы будете делать у реки? Переночевали, нам все и ученикам и учителям благодарность написал. В школу директору тоже написал. Пошли мы пешком, т.к. в то время в колхозе машин вообще  не было. Лошадёнки, замученные работой, да их для работы не хватало, а тут надо скорее картошку возить. А нам то и не одну, а три, четыре лошадки надо! Мы и не просили, даже в голову не приходило, а если бы и пришло в голову, мы бы не стали просить, отрывать от работы целый день! Да ещё людей с лошадьми. Колхозники сами приходили поздно на то поле, которое нам отведено, приходили в одиннадцать, то и в двенадцать часов, а в 4 или 5 уже с поля уходили, а мы в 8 часов уже были на картошке и как солнышко зайдёт,  мы уходили с поля. Но колхозники некоторые подали на нас заявление председателю, а он видел, как мы уходили и приходили, и как работали, притом  к нам представлена была девушка, которая  замеряла и она видела нашу доброкачественную уборку. Но им всё равно хотелось на нас, кляузы писать в Райсполком. Не все писали, а были такие кляузники, что, мол, они много картошки оставляют. Мы видели, пришло много народу. Был и сам председатель, агроном с колхоза и главный  агроном района  приехал и от Райсполкома уполномоченный. Они нам виду не подавали, вдали были от нас, но на нашем поле с несколькими колхозниками, два или три. Наверное, с теми, кто писал. Ходили, копали. Нам уже после окончания работы рассказал сам председатель, что было дело: копались и не подкопались. Комиссия сделала заключение, кроме естественной потери  с их стороны потери нет. Молодцы Вы, и как организаторы и Ваши ученики. Всем Вам спасибо! И действительно, так у нас всё хорошо с ребятами в дисциплине и в работе шло хорошо. Мы председателю сказали, что мы не обратили внимания, что там за люди ходят, что они там измеряют или ищут, мы даже не думали, что нас проверяют. Так мы вышли из колхоза часов в одиннадцать. Пока рассчитались с нами, да шли так медленно, так идти было скользко, тяжело, да обувь растрёпана, друг друга не бросали, никто не торопился, и следили друг за другом. Хотя мы ещё засветло пришли к реке, а паром уже ушёл, мы кого увидим, кричали и очень просили, что бы нам нашли человека, у которого есть лодка. Мы с этого берега видели, что лодки привязанные, которые, наверное, и не ходили искать, но мир не без добрых людей, сходили,  попросили лодочника одного, что стоят, замёрзли школьники городские, ребята копали на глинках картошку, замёрзли. Приплыл один дед, несколько рейсов сделал, перевёз всех нас, стали мы деньги ему давать, много  у нас не было, он не взял: «Не надо, я за так».  Но спасибо. До дома мы по городу за полчаса добрались. Эта уборка в войну была последней. Прожили зиму, а 9 мая война кончилась!».